Испанский инженер Хосе Мануэль Патело собрал своими руками шедевр - самый маленький двигатель с 32 цилиндрами.
Он состоит из 850 деталей, 632 винтов и болтов. На изготовление у мастера ушло 2520 часов работы. В создании данного двигателя самым сложным, по словам мастера, было создание клапанов двигателя.
"Наша дума, наша пісня
Не вмре, не загине…
От де, люде, наша слава,
Слава України!" Тарас Григорович Шевченко.
С удовольствием посмотрел первую серию ...
Вспомнил школьные годы ...
Я хотел уже подняться на второй этаж, но вспомнил о виварии и направился в подвал. Надзиратель вивария, пожилой реабилитированный вурдалак Альфред, пил чай. При виде меня он попытался спрятать чайник под стол, разбил стакан, покраснел и потупился. Мне стало его жалко.
– С наступающим, – сказал я, сделав вид, что ничего не заметил.
Он прокашлялся, прикрыл рот ладонью и сипло ответил:
– Благодарствуйте. И вас тоже.
– Все в порядке? – спросил я, оглядывая ряды клеток и стойл.
– Бриарей палец сломал, – сказал Альфред.
– Как так?
– Да так уж. На восемнадцатой правой руке. В носе ковырял, повернулся неловко – они ж неуклюжие, гекатонхейры, – и сломал.
– Так ветеринара надо, – сказал я.
– Обойдется! Что ему, впервые, что ли...
– Нет, так нельзя, – сказал я. – Пойдем посмотрим.
Мы прошли в глубь вивария мимо Конька-Горбунка, дремавшего мордой в торбе с овсом, мимо вольера с гарпиями, проводившими нас мутными со сна глазами, мимо клетки с Лернейской гидрой, угрюмой и неразговорчивой в это время года... Гекатонхейры, сторукие и пятидесятиголовые братцы-близнецы, первенцы Неба и Земли, помещались в обширной бетонированной пещере, забранной толстыми железными прутьями. Гиес и Котт спали, свернувшись в огромные уродливые узлы, из которых торчали синие бритые головы с закрытыми глазами и волосатые расслабленные руки. Бриарей маялся. Он сидел на корточках, прижавшись к решетке, и, выставив в проход руку с больным пальцем, придерживал ее семью другими руками. Остальными девяноста двумя руками он держался за прутья и подпирал головы. Некоторые из голов спали.
– Что? – сказал я жалостливо. – Болит?
Бодрствующие головы залопотали по-эллински и разбудили одну голову, которая знала русский язык.
– Страсть как болит, – сказала она. Остальные притихли и, раскрыв рты, уставились на меня.
Я осмотрел палец. Палец был грязный и распухший, и он совсем не был сломан. Он был просто вывихнут. У нас в спортзале такие травмы вылечивались без всякого врача. Я вцепился в палец и рванул его на себя что было силы. Бриарей взревел всеми пятьюдесятью глотками и повалился на спину.
– Ну-ну-ну, – сказал я, вытирая руки носовым платком. – Все уже, все...
Бриарей, хлюпая носами, принялся рассматривать палец. Задние головы жадно тянули шеи и нетерпеливо покусывали за уши передние, чтобы те не застили. Альфред ухмылялся.
– Кровь бы ему пустить полезно, – сказал он с давно забытым выражением, потом вздохнул и добавил: – Да только какая в нем кровь – видимость одна. Одно слово – нежить.
Бриарей поднялся. Все пятьдесят голов блаженно улыбались. Я помахал ему рукой и пошел обратно. Около Кощея Бессмертного я задержался. Великий негодяй обитал в комфортабельной отдельной клетке с коврами, кондиционированием и стеллажами для книг. По стенам клетки были развешаны портреты Чингисхана, Гиммлера, Екатерины Медичи, одного из Борджиа и то ли Голдуотера, то ли Маккарти. Сам Кощей в отливающем халате стоял, скрестив ноги, перед огромным пюпитром и читал офсетную копию «Молота ведьм». При этом он делал длинными пальцами неприятные движения: не то что-то завинчивал, не то что-то вонзал, не то что-то сдирал. Содержался он в бесконечном предварительном заключении, пока велось бесконечное следствие по делу о бесконечных его преступлениях. В институте им очень дорожили, так как попутно он использовался для некоторых уникальных экспериментов и как переводчик при общении со Змеем Горынычем. (Сам З. Горыныч был заперт в старой котельной, откуда доносилось его металлическое храпение и взревывания спросонок.) Я стоял и размышлял о том, что если где-нибудь в бесконечно удаленной от нас точке времени Кощея и приговорят, то судьи, кто бы они ни были, окажутся в очень странном положении: смертную казнь к бессмертному преступнику применить невозможно, а вечное заключение, если учесть предварительное, он уже отбыл...
А я каждый раз, несмотря на то, что уже
всё по много раз "смотрено-пересмотрено",
зависаю перед телевизором, если случайно
натыкаюсь на "Гарри Поттера" =))